[ 1941 - 1945 ] [ Ленинград ] [ Дети войны ] [ Женский подвиг ] [ Тыл ]
[ Последние стихи ] [ Военная лирика ] [ Чтобы помнили ] [ Библиотека ]

У ВОЙНЫ НЕ ЖЕНСКОЕ ЛИЦО...

Невозможно вернуться назад во времени и пройти тысячи обожженных километров чужой боли и памяти. Но можно передать нашим современникам рассказы советских женщин, прошедших сквозь ад войны. Хотя бы некоторые из них... В этих рассказах, на первый взгляд, мало собственно военного и специального, но в них избыток другого - духовного опыта и скрытых до времени человеческих возможностей, что способствовали Победе советского народа над фашизмом.

Ведь для того, чтобы победить всем, нужно было стремиться победить каждому, каждому в отдельности.

Из воспоминаний Марии Николаевной Щелоковой, сержанта, командира отделения связи: "Жили мы в землянках, как кроты. Но весной веточку принесешь, поставишь. Были у каждой из нас какие-то безделушки. Девочке одной прислали даже из дома платьице шерстяное. Мы ей завидовали, хотя носить гражданское не разрешалось. А у меня были припрятаны сережки. После первой контузии я не слышала и не говорила. И тогда сказала себе: если не восстановится голос, брошусь под поезд... Я так раньше пела, а тут вдруг голоса нет. Но голос вернулся. По этому случаю я и надела сережки. Прихожу на дежурство, кричу от радости:
- Товарищ старший лейтенант, докладывает дежурная такая-то.
- А это что?
- Как что? Сережки.
- Немедленно выдернуть сережки! Что это за солдат!
Старший лейтенант был очень красивый. Все наши девчонки были в него немножко влюблены. Но он нам повторял, что на фронте требуются солдаты и только солдаты. А хотелось быть еще и красивой...

Рассказывает военный хирург Вера Владимировна Шевалдышева: "Я всю войну считала, что должна улыбаться как можно чаще, что женщина должна светиться. Перед отправкой на фронт старый профессор нам, студенткам-медикам, так говорил: "Вы должны каждому раненому говорить, что вы его любите. Самое сильное ваше лекарство - это любовь. Любовь сохраняет, дает силы выжить." Лежит раненый, ему так больно, что он плачет, а ты ему: "Ну, мой миленький. Ну, мой хорошенький..." "Ты меня любишь, сестричка?.." (они нас всех, молоденьких, звали сестричками.) "Конечно, люблю. Только выздоравливай скорее." Они могли обижаться, ругаться, а мы, медперсонал, никогда. За одно грубое слово у нас наказывали. И все же на войне женщине трудно, очень трудно".

Телеграфистка Зинаида Прокофьевна Гоморева вспоминает с благодарностью полковника Птицына: "Он берег нас, понимал нашу женскую душу. Под Москвой - бои, самое страшное время, а он нам говорит: "Девушки, Москва рядом. Я привезу вам парикмахера. Красьте брови, ресницы, завивки делайте. Я хочу, чтобы вы были красивыми". И привез какую-то парикмахершу. Мы сделали завивки, покрасились. И стали счастливыми..."

Александра Семеновна Попова, гвардии лейтенант, штурман: "Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: ото всюду стреляют. Летали мы в основном ночью. ("Ночные ведьмы" - так писала фашистская печать о наших летчицах.) Делали до двенадцати вылетов за ночь. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли даже планшет нести, тянули его по земле. После выполнения задания самолет оставался на земле несколько минут, и снова - в воздух. Представьте, каково было нашим девушкам-оружейницам. Им надо было за эти несколько минут четыре бомбы - это четыре сотни килограммов - подвесить к машине вручную."

Софья Адамовна Кунцевич, старшина, санинструктор стрелковой роты: "Молодые пришли меня поздравить и удивляются: "Как это вы могли вытащить сто сорок раненых?" Да я их, может двести вытащила, кто тогда считал. Мне это и в голову не приходило. Идет бой, люди истекают кровью, а я буду сидеть и записывать. Я никогда не дожидалась, когда кончится атака. Я ползла во время боя и подбирала раненых. Если у него осколочное ранение, а я приползу к нему через час-два, то мне там делать нечего: человек останется без крови и погибнет. Три раза раненная и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я одного хотела - дожить до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати."
"Перешли границу - Родина освобождена. Я не узнавала солдат, это были другие люди. Все улыбались. Надели чистые рубахи. Откуда-то цветы в руках, таких счастливых людей никогда больше не видела. Я думала, что когда мы войдем в Германию, то у меня ни к кому пощады не будет. Столько ненависти скопилось в груди. Почему я должна не трогать его дом, если он мой сжег? Почему? Хотелось увидеть их жен, их матерей, родивших таких сыновей. Как они будут смотреть нам в глаза? Все мне вспомнилось, и думаю: что же будет со мной? С нашими солдатами? Мы все помним... Пришли в какой-то поселок, дети бегают - голодные, несчастные. И я, которая клялась, что всех их ненавижу, я собирала у своих солдат все, что у них есть, что осталось от пайка, любой кусочек сахара, и отдавала немецким детям. Конечно, я не забыла, я помнила обо всем, но смотреть спокойно в голодные детские глаза я не могла".

Клара Семеновна Тихонович, сержант, зенитчица: "Мне недавно один из молодых говорит, что это было мужское желание - пойти воевать. Нет, это - естественное человеческое желание. Шла война, я работала как все. Я писала, просила, умоляла взять меня в армию. Мы так воспитывались, что ничего не должно пройти мимо: и если началась война, то мы обязаны чем-то помочь. Нужны медсестры, значит, надо идти в медсестры. Нужны зенитчицы - надо идти в зенитчицы. Не важно, что тебе прийдется при этом перенести. Хотели ли мы на фронте быть похожими на мужчин? Первое время очень: сделали короткие стрижки, даже походки изменили. А потом нет, шиш! Потом так захотелось краситься. Сахар не ешь, а бережешь, чтобы челочку им накрахмалить. Искали траву, рвали ее и ногти "красили", только были они у нас зеленые. Хорошо, если старшина пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, то обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь у нас было только две".
"Конечно, с женщиной больше забот, чем с мужчиной, труднее. У нее психология, физиология - все другое... Война не только нашу молодость забрала, она материнство у многих вырвала. Лишила девочек самого великого женского счастья..."

Таисия Петровна Руденко-Шевелева, капитан, командир роты морского экипажа: "Я была первая женщина, кадровый офицер Военно-Морского Флота. Тогда и появилось в английской прессе, будто какое-то непонятное создание - не то мужчина, не то женщина воюет у русских на флоте. И, мол, эту "леди с кортиком" никто замуж не возьмет. Меня замуж не возьмет?! Нет, ошибаешься, господин хороший, возьмет, самый красивый офицер... Я была счастливой женой, осталась счастливой матерью и бабушкой. Не моя вина, что муж погиб на войне. А флот я любила и люблю всю жизнь..."

Валентина Яковлевна Буглеева-Лушакова, авиационная связистка: "Один из командиров нам говорил: "Девочки, везде вас можно заменить, но в медслужбе и в связи без вас не обойтись. Представляете: летчик в воздухе - с земли по нему зенитки бьют, рядом враг, а в это время по-домашнему спокойный женский голос: "Небо, слышите нас?", "Небо, слышите нас?" - и у него сразу больше уверенности, самообладания. Один только ваш нежный женский голос в такой обстановке что значит".
Все отдавали фронту. И деньги, которые были положены нам, мы не получали - отдавали армии. А после войны мы по три месячных оклада ежегодно жертвовали на восстановление хозяйства. Это в то время, когда буханка хлеба стоила триста рублей... Так поступало мое поколение..."

Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор: никогда не забуду и не хочу забывать, как было со мной в Сталинграде. Самые-самые бои. Тащу я двух раненых. Одного протащу - оставлю. Потом другого... И так тащу их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца... Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца тащу. В дыму-то, не разобралась, одежда у них полусгоревшая, они оба только стонут. Никак не разберешь. А тут разглядела, что чужой комбинезон, все другое. Что делать? Я протащила нашего раненого и думаю: "Возвращаться обратно или нет?" Уже близко осталось тащить. И я знаю, что если я его оставлю, то через несколько часов он умрет, истечет кровью... И я поползла за ним и продолжала тащить их обоих... Теперь, когда вспоминаю этот случай, не перестаю удивляться сама себе. Это же самые страшные бои шли. Когда я видела фашистов мертвых, я радовалась, была счастлива, что мы их столько побили. А тут? Я - врач, я - женщина... И я жизнь спасала.
Я на все согласна. Ничего, никаких излишеств не надо. Пусть ничего не будет. Только пусть будет мир. Мир. Только мир. Понимаете, мир! Мы же этот мир спасали... Умирали за эту жизнь молодые ребята".

Летопись войн не знает такого масштаба всенародной борьбы, какую советский народ развернул против фашистских оккупантов.
* Палачи ведут на казнь юную советскую патриотку Зою Космодемьянскую. Она не покорилась врагам и на эшафоте воскликнула: "Это счастье - умереть за свой народ!"

* Эти строки на обложке книги Николая Островского "Как закалялась сталь" найдены на дальних поступах к Орше. Девушки, угоняемые отступавшими гитлеровцами, взывали о помощи к наступавшим советским воинам.

Тамара Устиновна Воробейкова, подпольщица, узница концлагеря: "Я вот сейчас живу, а других нет, о них пишите. О себе рассказывать не буду. Как начну рассказывать, так сразу вижу как степь горит... И раненые ползают в этой степи... А вражеские самолеты по нашим головам катаются.
После войны... после Равенсбрюка цвета, краски наново вспоминала. Вот ромашка - она вам белая, а гвоздика красная... А у меня все было серое. Цветов не видела. Красок не различала. В зеркало боялась смотреть. В закрытом помещении не могла оставаться - сразу страх... В это сейчас даже трудно поверить. Я помню, что, когда нас освободили, мы дали клятву: "О Равенсбрюке должен быть фильм. Пусть люди увидят. Мы расскажем..." Но главное, чтобы увидели. Было чувство, что нет таких слов, чтобы рассказать о том, что мы перенесли. Это надо только увидеть. Слов таких нет..."

Победа ковалась и на фронте, и в тылу. Ратная слава была сестрой трудовой славы, а ратный подвиг породнился с трудовым. Женщины в тылу не щадили сил своих. Советский народ обеспечивал фронт всем необходимым для победы. Это, они, советские труженики, дали могучее первоклассное оружие в руки советских воинов, снабдили их продовольствием и снаряжением. Они работали и за себя, и за тех, кто ушел на фронт.
Если бы удалось найти такие весы, чтобы на одну чашу можно было положить военный подвиг наших солдат, а на другую трудовой подвиг советских женщин, то чаши этих весов, наверное, стояли бы вровень, как стояли не дрогнув под военной грозой и в одном строю с мужьями и сыновьями героические советские женщины. Усталые, но одухотворенные лица "российских мадонн" - женщин-тружениц.

Женщины, деятели литературы и искусства, писатели, артисты, композиторы, художники, киноработники, преподаватели вузов и школ находились в первых рядах воюющего народа. В суровые военные годы наши героические музы воспитывали у советских людей любовь к Родине, вдохновляли на новые подвиги на фронте и в тылу.

Обязательно надо отметить нелегкий труд и боевую отвагу фоторепортеров женщин - Галины Санько, Ольги Игнатович, Ольги Ландер, Елизаветы Микулиной. Их встречали на разных участках фронта в дивизиях и полках, на направлениях главного удара. Орденом Красной Звезды и пятью медалями отмечен ратный труд Галины Санько. Она часто бывала на переднем крае, снимала острейшие моменты боя. Как-то Санько попала под артиллерийский и минометный обстрел. Слева и справа от нее падали бойцы. Тогда она отложила в сторону фотоаппарат и стала выполнять обязанности медсестры - перевязывать раненых бойцов, оказывать им первую помощь. Именно за этот бой награждена Галина Санько медалью "За боевые заслуги".
Елизавете Микулиной также не раз приходилось оказывать помощь раненым. Она создала наиболее полную фотолетопись работы военных санитаров и прифронтовых госпиталей.
Рассказы о делах и подвигах женщин фоторепортеров, их творческом почерке, их опыте - тема особых книг и особых исследований. Всюду, где гремел бой, были фотокоры. Их оружием были не автомат, не пушка, не бомба. Они снимали, снимали, рискуя жизнью, презирая опасность. Как и других воинов, фотожурналистов за их мужество и отвагу, за образцовое выполнение долга награждали орденами и медалями.

на заглавную страницу